У Путина, а значит и у всей действующей власти в России, месяц июнь оказался очень удачным. Как всегда, вопрос открытый, удачен ли он для России как таковой, ибо разметка, позволяющая отделить Россию от Путина, а действующую власть от России очень подвижна и наносится каждым, исходя из догматов его собственного политического вероисповедания. Но конкретно у Путина первый месяц лета 2019-го года хорош, как никогда. Перечислим основные успехи.
ПАСЕ надломилась и приоткрыла объятья России. Пропагандисты подают это почти как отмену Западом санкций, как торжество Путинской политики твердости и неуступчивости. Это, конечно, не так. Но та же истерическая реакция украинского политикума на восстановление в полном объеме полномочий российской делегации в Парламентской ассамблее Совета Европы свидетельствует о каком-никаком, но успехе Путинской дипломатии.
Далее, это величественное интервью журналистской парочке – редактору и главе московского бюро «The Financial Times» (глава бюро поразил воображение политизированной публики своими красными носками, рвущими телекартинку изнутри). Почему интервью величественное? Да потому что с Путиным беседовали не как с потенциальным клиентом международных судебных инстанций, а как с одним из самых влиятельных субъектов мировой политики, с этаким Черчиллем нашего времени. И эту ситуацию, как положено, отыгрывал не столько сам «король», сколько свита, роль которой удивительным образом играли, несмотря на красные носки и затрагивание темы Скрипалей, работники элитарнейшей британской газеты. Сразу скажу, что это впечатление (про Черчилля и вообще) – не наивные эмоции сферического лоялиста в политическуом вакууме, мучающегося (после пенсионной реформы) поиском хоть каких-то свидетельств остаточного величия Путина. Это впечатление множества его сертифицированных оппонентов, разнообразных громкоговорящих либералов-неврастеников. Вот цитата из диалога Ирины Петровской и Ксении Лариной на «Эхе Москвы».
«К. Ларина― … Но меня, честно говоря, поражает, с каким заискиванием, с каким подобострастием взрослые люди, профессиональные…
И. Петровская― Никак не зависящие от него.
К. Ларина― Да. Абсолютно! Как они с ним разговаривают… Мы когда смотрели дома это интервью, я говорю: «Блин, он этих вопросов даже не заслуживает». Они с ним разговаривают, как будто перед ними Черчилль сидит, по меньшей мере, а не Владимир Путин.
И. Петровская― Как фигура равная Черчиллю…»
Ну и итоговый успех нашего Верховного главнокомандующего в Осаке – встреча с Дональдом Трампом, у которой нет никаких практических результатов – их, впрочем, и быть не может – но есть отличнейший для Путина символический результат. Американский президент назвал его «отличным парнем» и «необычным человеком», ну и вообще вывалил массу ничего толком не значащего, но антуражно-блистательного позитива.
Скажем прямо, давно у нашего президента не было таких удачных месяцев. Уж не знаю, как там будет дальше, допускаю, что этот июнь он в дальнейшем будет вспоминать как последний хороший месяц в своей длиннейшей политической биографии.
Поскольку все хорошее, что случилось для Путина в этот месяц, так или иначе связано с мировой политикой, позволю себе завершить июньский «Срок» некоторыми концептуальными мирополитическими замечаниями.
Я полагаю, что «Россия Путина» это последний внешнеполитический аккорд страны с великой историей. Так бывает иногда у смертельно больных – кратковременная вспышка здоровья незадолго до кончины. В нашем случае о кончине, я надеюсь, речи не пойдет, но «Россия после Путина» вероятнее всего скромно отползет в страны второго и третьего эшелона мировой политики (я уже не говорю о мировой экономике), где собственно всей логикой нынешней мировой системы ей давно и приготовлено место.
И тогда даже многие из тех, кому сейчас кажется ужасным то, что Россия вытворяет на международной арене, будут вспоминать об этом «последнем аккорде» с некоторой теплотой. Да, логика российского внешнеполитического поведения выглядит не очень «взрослой». Каждый раз для ее описания пробую подыскивать какие-нибудь новые словесные конструкции, сегодня опишу ее так: мы не можем стать сильными мира сего, но мы можем создать проблемы – сделать большую головную боль – сильным мира сего. Не можем быть сверхдержавой, но проблемой для сверхдержав стать можем.
Стрёмно заниматься таковым? Ну, наверное, да. Но грядущая теплота в отношении к этим временам и к этому поведению все-таки неизбежна. Человек так устроен, что ему всегда хочется быть кем-то, а не пустым местом. Потому он готов подписаться под «лучше быть плохим, чем быть никаким». Он и страны склонен оценивать в схожей логике, особенно, когда речь идет о родной стране. Так что в будущем мы будем считывать нынешнее настоящее, которое к тому времени станет прошлым, примерно так: Россия была плохой, но она была какой-то, была кем-то. И нам будет немного не хватать этого, когда мы станем никем.
