Начну, пусть с очень абстрактного, но с крайне неприятного. С логики динамики войны, вообще - любой войны в истории человечества. Есть в «войне как таковой» три принципиально важных, сдерживающе-удерживающих в одну сторону и подталкивающе-выталкивающих в другую сторону коллективно-психологических барьера или черты. Первый это принцип «мир важнее войны». Когда конфликтующие стороны, навострив оружие, все-таки опасаются пролить первую кровь, интуитивно догадываясь или отчетливо понимая, что потом процесс будет уже не остановить, воронка эскалации потом будет затягивать в себя всех и всё подряд с ужасающим свистом и хрустом. После переступания этой черты (взятия этого барьера) есть какое-то время и дистанция до второй черты, логика которой – «победа важнее мира». Это период, когда ещё можно остановиться, договориться, разойтись, потому что после второго барьера исчезнет желание мира. При любом напоминании о мире будет возникать отторжение-негодование, мол, за что уже столько крови пролили – своей и чужой – вы что хотите, чтобы это всё пустяшным оказалось? Нет уж, теперь воюем до победы, до абсолютной победы. Ну и где-то впереди, на непонятно какой дистанции от этой второй черты, маячит третья черта, логика которой – «мир важнее победы». Однако, когда только-только перешагнули вторую черту, действительно непонятно, сколько времени, сил, человеческих жизней и всяческих разрушений отделяет от неё.
Апрель стал месяцем, когда надежды на то, что СВО (специальная военная операция) ограничится только февральско-мартовским переступанием первой черты, и вторую черту Россия с Украиной, а также «корпоративный Запад», маячащий своими гримасами на заднем фоне противостояния, не переступят. Переступили. «Ради чего было всё, если нет настоящей победы?» – настроение, владеющее сейчас, как российским, так и украинским обществом. Что касается Запада, то, дабы избавить определенный сорт людей от привычной им кропотливой работы по выявлению «кремлёвского пропагандизма» в этом тексте, сразу скажу, что я согласен с тезисом кремлёвской пропаганды о том, что «Запад готов воевать с Россией до последнего украинца». Вижу в нём, конечно, обязательный пропагандистский пафос, но суть тезиса представляется мне верной. По крайней мере, сейчас, в конце апреля, это выглядит именно так, меж тем, в феврале-марте я совершенно не был в этом уверен. Сегодня мне кажется даже странным, что позиция Запада для кого-то может выглядеть иначе.
Пропагандистский нарратив бывших «партнеров» – своего рода ответ на наш пропагандистский нарратив про «денацификацию и демилитаризацию» – был, кстати, заготовлен заранее. Происходит великая всемирно-историческая битва демократии и автократий. Президент Байден ещё в прошлом году именно так сформулировал «главный стратегический вызов XXI столетия». В той реальности, в которой все мы оказались, начиная с 24 февраля, осталось только вставить в эту картину мира особую роль Украины – «триста героических спартанцев мировой демократии в фермопильском ущелье», «штрафбат демократии, безжалостно брошенный на передовую под танки и бомбы авторитаризма»… Метафоры можно подбирать и созидать по вкусу.
В общем, мира, кажется, ждать не приходится. Всё пошло по сценарию «либо мы их, либо они нас». В зависимости от политических предпочтений вы можете приписать себя к любому «мы». Я же просто замечу, что так смотрят теперь на происходящее и в России, и на Украине, и на Западе. Если видеть в происходящей трагедии столкновение России и Украины, то «исторически-справедливо» считается, что обеим славянским сторонам не занимать упорства, то есть страшно представить, сколько это всё может продлиться. Если рассматривать то же самое, но как столкновение России и Запада, то сторона Запада богаче – и деньгами и технологиями – а сторона России терпеливее. То есть происходит драма противостояния богатства (финансовых и технологических преимуществ) и терпения. Кто сломается первым? Опять же, страшно представить, сколько это может продлиться, ибо своя сила есть и в деньгах, как бы не противился этому брат Данила, своя сила есть и в терпении.
А с правдой-то как? Спросил бы тот же брат Данила. Наш имперский поэт Александр Пушкин вложил в уста Сальери известные слова: «Все говорят: нет правды на земле. Но правды нет — и выше». Может, оно так и есть. Сказал бы это Моцарт, имперскому поэту Пушкину точно можно было бы поверить. Но говорит это у него Сальери. Причем сам себе. Не Моцарту. Слышат эти слова только зрители.
